Невидимые знамена - Страница 26

– Старая хамма говорит, а хамма знает, да, знает…

– Но она же хищная!

– Хамма не откажется съесть неосторожного куакки, но мы живем в одних болотах, и мы говорим, если есть, что сказать, – ответила Куа-Тан. – А откуда об этом знает хамма, она не говорит. В Брогайхе живет много разных, да, разных… Собирайся, Шур-рой, пора!

Пока девочка шнуровала ботинки, болотница наведалась к своим головастикам, вернулась довольная и вывела Шуру из дома.

Проморгавшись на ярком солнце, та невольно попятилась, налетела на Куа-Тан.

– Это ч-что?.. – выговорила она.

– Водяной бегун, – ответила болотница. – Ты не сможешь идти по болоту так же быстро, как ходят куакки, а люди ушли далеко. Поедем на нём!

– А он нас не съест? – подозрительно спросила Шура. Водяной бегун больше всего напоминал тритона, только ростом с пони, с мощными лапами. Немигающий глаз уставился на девочку, мелькнул длинный язык – бегун на лету поймал какую-то птичку.

– Он хорошо поел, – заверила Куа-Тан и бросила на спину бегуна, между выступами гребня свернутое покрывало из травы кьян. – Садись и держись крепко, Шур-рой!

Она легко забросила девочку на спину чудовища, сама вскочила позади, выкрикнула что-то на своем языке, и водяной бегун, развернувшись с кажущейся неуклюжестью, побрел по болоту, постепенно набирая скорость.

Скоро Шуре пришлось пригнуться к самой спине бегуна, чтобы ветки не выхлестнули глаза – с такой скоростью неслось животное. Оно замедляло ход на суше, и тогда Куа-Тан соскакивала наземь и бежала рядом, а трясины бегун попросту переплывал, не погружаясь, правда, целиком, и Шуре приходилось поджимать ноги, чтобы не намокнуть.

Она кое-как успевала смотреть по сторонам: солнечным днем Брогайха выглядела куда как симпатичнее! Даже страшные топи казались яркими лужайками, усеянными неведомыми цветами, птицы заливались на разные голоса, шмыгали неразличимые в траве животные, вились громадные стрекозы и бабочки – на болотах кипела жизнь.

Пару трясин водяной бегун отказался преодолевать наотрез, двинулся в обход. Там живет хамма, сказала Куа-Тан, а Шуре почудилось, что она разглядела длинное серебристое тело там, где видна была вода…

На закате путешественницы прибыли в настоящий поселок куакки, где их встретили без особого удивления – видно, новости тут в самом деле разносились быстро. Шура увидела, наконец, других куакки – расцветки они были самой разнообразной, не только зеленовато-бурые, как Куа-Тан. Мужчины оказались окрашены ярче, были выше ростом и массивнее. Сновали между домами подростки, сильнее взрослых похожие на своих земноводных прародителей, и всем было интересно, есть ли у Шуры что-нибудь на обмен. Хорошо, Куа-Тан пришла на выручку, заявив, что всё пригодное для этого она уже выменяла.

К этой болотнице тут относились с уважением, и скоро Шура поняла, почему: Куа-Тан жила не в сердце болот, с остальными, а, считай, на окраине. Она и еще много таких же, буро-зеленых, считались кем-то вроде разведчиков: их сложнее всего было обнаружить, они были сильнее и ловчее прочих, лучше обращались с водяными бегунами и вовремя предупреждали остальных об опасности. Шура видела других, мужчин и женщин – многие щеголяли такими шрамами, что и во сне не приснится! Видно, Брогайха была куда опаснее, чем могло показаться солнечным днем…

Они заночевали в чьем-то доме. Вернее, ночевала Шура, а куакки снова пели до утра, на этот раз иначе, мягче, что ли, и девочка снова вспомнила о доме. Она старалась делать это как можно реже, иначе впору было полезть в петлю или утопиться в этом самом болоте! Ей что, она жива-здорова, даже относительно благополучна, а родители? Что они думают? Как давно ищут ее и сколько еще будут искать?

За мощным хором куакки никто не расслышал бы всхлипываний, можно было плакать, сколько вздумается. Она и плакала, пока не уснула…

Они задержались в поселке на сутки – Куа-Тан сказала, что иначе они выйдут к границе Брогайхи слишком рано, и Шуре придется долго ждать остальных. Девочка не возражала: болотный народ ей нравился. Они, конечно, были странными созданиями, но не враждебными. Надо думать, ровно до той поры, пока к ним никто не совался: Шура видела то ли шуточные, то ли тренировочные поединки юношей-куакки и невольно задумалась, а сумел бы, например, Тиррук совладать с болотником, даже будучи вооружен мечом?

Вот только происходящее за пределами Брогайхи куакки интересовало мало.

– Люди приходят и рассказывают разное, – сказал девочке один из них, старый, с дряблой тусклой кожей, на одном глазу у него было бельмо. – Мы слушаем и запоминаем, нам интересно, но никогда никому не говорим, нет, не говорим. Мы знаем, как бывает, от тех же людей, да, знаем. Потом придут другие и скажут, что мы предатели, и будут охотиться на нас. Брогайха защитит нас, защитит, но люди упорны, и у них есть те, кто умеет посылать большой огонь!

«Наверно, он о магах,» – догадалась Шура, а старик (его звали Куа-Ххан) продолжал:

– Мы не ходим к людям и не пускаем их в сердце Брогайхи. Хорошо, они заняты своими делами, да, заняты, им не до секретов наших болот!

– Но вы можете случайно пострадать, если люди будут воевать, – осторожно сказала Шура.

– Кто пойдет воевать в Брогайху? – хрипло рассмеялся Куа-Ххан. – Люди не могут ходить по трясине, их животные тоже, и они боятся!

– Но вдруг кто-то будет прятаться в болотах или попытается пройти дальше, чтобы укрыться от врагов?

– Тогда пусть проходят, мы пропустим их, как пропустили твоих людей, – ответил старый болотник. – Но мы им не покажемся, не покажемся. О нас мало кто знает, только верные люди, которых мы испытали, да, испытали. Им мы даем цветы и травы в обмен на разное интересное, а другим незачем слышать о куакки!