– Ты думаешь, что идешь в ловушку? – спросила она. – Не бойся, Шур-рой, куакки не едят людей. Кто пробовал, говорит, невкусно, совсем невкусно!
Шура невольно шагнула назад.
– Пойдем, пойдем, – Куа-Тан решительно взяла ее за руку и потянула за собой. Прикосновение, против ожидания, оказалось не холодным и влажным, а почти обычным, человеческим. Только кожа на ощупь казалась странной. – Скоро ночь, а ночью в Брогайхе нехорошо быть далеко от дома! Вот и пришли…
– Куда? – завертела головой Шура.
– Вот же! – указала болотница, и в сгустившихся сумерках Шура еле-еле разглядела невысокий холмик. И где тут вход? – Люди не умеют видеть наши жилища. Входи, Шур-рой, входи!
Это был самый настоящий дом, умело укрытый от посторонних глаз: кустарники и травы превращали его в большую болотную кочку, но внутри оказалось тепло и уютно.
– Люди думают, что куакки живут в воде, – сказала Куа-Тан. – Так бывает, но не всегда, нет, не всегда! Головастики живут в воде, в пору икры мы живем в воде, и можем дышать в ней, но обычно ходим по суше. Мы любим воду, но тепло тоже, любим греться на солнце!
Шура с удивлением смотрела на небольшой каменный очаг, в котором весело плясало пламя. В домике не было окон, и наружу не прибивался свет.
– У людей мы научились разводить огонь, – пояснила болотница. – И теперь нам тепло, тепло! Даже зимой!
– Как хорошо! – вырвалось у Шуры. Только теперь она поняла, что больше не в силах сделать ни шагу. Хотелось упасть и умереть на месте и, видно, Куа-Тан это поняла.
– Рано, рано спать! – воскликнула она. – Ты грязная, а в доме не должно быть грязи! Сюда, сюда…
Болотница провела Шуру в дальний конец дома – он был длинным и низким, они едва не касались головой потолка, – открыла еще одну дверь.
– Иди туда, – сказала она. – Там вода, теплая, да, теплая. Сними одежду, брось там, ее надо вымыть, а я дам тебе другую.
«Выстирать,» – хотела сказать Шура, но сил возражать уже не было. Она сбросила рюкзак, сняла куртку и футболку, расшнуровала ботинки и с трудом стянула мокрые насквозь джинсы, противно липнувшие к телу, бросила на короткую траву: прямо от задней двери узкий бережок полого спускался в небольшой водоем. Может, это была часть болота, а может, специально устроенный бассейн, Шура не разглядела.
– Всё снимай, всё, – велела болотница, принесшая какой-то светильник, и сунула ей что-то вроде пучка сухой травы. – Иди в воду и смой грязь! Потом наденешь вот это…
Она что-то положила на бережок.
– Зачем вы?.. – спросила Шура. – Зачем обо мне заботитесь?
– Головастиков нельзя оставлять без присмотра, нельзя, – серьезно ответила Куа-Тан. – Люди странные, они бросают их одних. Так неправильно. Иди, иди! – она подтолкнула Шуру к воде. – И не пугайся – там мои головастики. Им будет интересно, да, интересно, но они тебя не тронут.
Девочка ожидала, что вода окажется холодной, но нет – она была даже приятной. Может, нагрелась за день? Или ей, замерзшей, просто так показалось?
Водоемчик оказался Шуре по грудь, не больше, и то если зайти на середину. Она окунулась с головой, потом вернулась на мелководье, села – вода снимала усталость, а пучок травы оказался неплохой мочалкой. Думать ни о чем не хотелось.
Что-то осторожно коснулось ее колена, и Шура вздрогнула. Посмотрела в воду – света хватало, чтобы различить темное округлое тело и длинный хвост, круглые глаза и широкий рот… «Головастики! – сообразила она. – Ничего себе!»
Головастик был размером с некрупную собаку, а взгляд у него оказался на редкость любопытным. Вот подплыл второй, покрупнее: у этого уже появились задние лапки… ножки, вернее. Зрелище было, мягко говоря… необычным, но Шура уже устала удивляться. Ну, куакки. Ну, головастики. Ну, выращивают куакки своих детей в пруду за домом. Подумаешь!
Она снова начала мерзнуть и решила выбраться на берег. Оказалось, Куа-Тан оставила какую-то грубую ткань, ее можно было использовать вместо полотенца. А из одежды обнаружилось что-то вроде мешка крупной вязки с прорезями для головы и рук, и такие же короткие штаны. Выбирать не приходилось, и Шура надела это – рубаха доходила ей до середины бедер, штаны – до колен. Идти пришлось босиком – куакки унесла ее вещи, – но до двери было всего несколько шагов.
Странная одежка, которую должен бы продувать любой ветерок, оказалась на удивление уютной, Шура почти сразу согрелась, а уж в натопленном доме и вовсе было замечательно.
Пока она плескалась в пруду с головастиками, Куа-Тан успела уже разобраться с ее одеждой, развесила выстиранные – «вымытые» – вещи у очага, там же стояли ботинки. Куртку, правда, болотница стирать не стала, не настолько та промокла, просто повесила на просушку. Рюкзак аккуратно стоял в уголке.
– Садись, садись, – встретила ее болотница. Сиденья представляли собой что-то наподобие болотных кочек, однако, довольно удобных. – Будем есть!
Она подвинула низкий столик, сделанный, похоже, из старого пня. Роль тарелок у куакки играли широкие округлые листья, как у кувшинки, только очень жесткие, а на них…
– Не бойся, не бойся, куакки знают, что едят люди, – снова засмеялась та. – Это печеные коренья, а это вяленая рыба. Уже слишком темно, чтобы ловить свежую, я поймаю утром!
– Спасибо… – Шура сглотнула набежавшую слюну и принялась за еду, только теперь вспомнив, насколько проголодалась.
Кроме кореньев, напоминающих по вкусу картошку, только плотнее и слаще, с резковатым, но не неприятным привкусом, были еще какие-то мясистые то ли стебли, то ли черешки листьев, кисловатые и сочные, а рыба оказалась совсем не похожа на привычную воблу (другой вяленой рыбы Шура не пробовала).